Джейкоб Ротшильд: "Важно делать что-то для времени, в котором живешь". Скромное обаяние Джейкоба Ротшильда Что важнее — искусство или природа

"Жизнь предлагает много возможностей, и необходимо дисциплинировать себя, чтобы не распыляться» .


Джейкоб Ротшильд, представляющий четвертое поколение семьи самых известных еврейских филантропов, дал эксклюзивное интервью The Jerusalem Report. Президент благотворительного фонда, сдержанность которого в освещении своей деятельности граничит с секретностью, наконец приоткрыл завесу над масштабными проектами, которые меняют лицо Израиля.

Барону Ротшильду ничего не стоит овладеть аудиторией. Точно подбирая слова и фразы — навык, полученный в Итоне и Оксфорде, — он произносит их с интонацией безупречного британского аристократа. Так описывает Джейкоба (полное имя — Натаниэль Чарльз Джейкоб) Ротшильда корреспондент журнала The Jerusalem Report Роберт Слейтер, которому представилась редкая — почти уникальная — возможность взять у финансиста интервью.

С 1989 года лорд Ротшильд является президентом фонда «Яд ха-Надив», который без особого шума каждый год тратит десятки миллионов долларов семьи Ротшильдов на проекты по всему Израилю. До 2010 года у фонда не было даже собственного сайта, а его ежегодный отчет представляет собой необычный пример документа такого рода — в нем полностью отсутствуют цифры.

Такая секретность — не новое слово в благотворительной политике Ротшильдов. «Мы старались не попадать в заголовки», — так формулирует эту стратегия лорд Ротшильд. Когда в 1892 году барон Эдмон де Ротшильд начал поддерживать ранних сионистов, он тоже пытался «не светиться» в прессе — в чем, впрочем, он не особенно преуспел. Получатели его помощи называли барона «известным благодетелем», потому что все знали имя анонимного жертвователя.

В семейный проект по поддержке сионизма и еврейского государства, продолжающийся более столетия, Джейкоба Ротшильда привлекли в 1950 году кузены, Дороти и Джеймс, уговорив его совершить первое путешествие в Израиль. Когда в 1988 году Дороти умерла, Джейкоб сменил ее во главе фонда «Яд ха-Надив», одновременно унаследовав предназначенные на нужды этой организации 94 миллиона фунтов стерлингов. С тех пор стараниями Джейкоба Ротшильда эта сумма увеличилась в несколько раз, и все эти деньги тратятся на израильские нужды.

И хотя на протяжении последних пятидесяти лет лорд Ротшильд каждый год бывает в Израиле, он по-прежнему сторонник «тихой» благотворительности, не стремящийся выпячивать свое имя. На зданиях Кнессета, Верховного суда, иерусалимского Музыкального центра и Исследовательского центра при Еврейском университете нет табличек с именем Ротшильда, хотя его фонд спонсировал их строительство — либо целиком, либо в значительной степени. В Израиле нет больниц, синагог и колледжей имени Ротшильдов, хотя фонд тратит значительные суммы на проекты во всех трех этих областях. Фотографии Ротшильдов редко появляются в газетах, они почти не дают интервью и не выступают на публике. Такую политику семья объясняет тем, что возможность помогать Израилю — это привилегия, ценность которой уменьшилась бы от публичности. Лорд Ротшильд в интервью The Jerusalem Report назвал это «застенчивостью». Сам журнал охарактеризовал то же самое как «анахронизм».

Как бы то ни было, благодаря появившемуся два года назад сайту фонда и благодаря этому интервью можно представить себе размах благотворительной деятельности «Яд ха-Надив». «Когда-то Израиль был относительно бедной страной, где благотворительные столовые были необходимы в большей степени, чем сейчас , — говорит Джейкоб Ротшильд. — Сейчас роль филантропии в Израиле, учитывая уровень экономического развития еврейского государства, значительно изменилась. Нам нравится думать, что мы делаем вещи, которые без нашего участия были бы невозможны ».

В результате сейчас Ротшильды предпочитают вкладываться в израильские образование и науку. «Конек Израиля — в его интеллектуальном потенциале, — говорит лорд Ротшильд, — и наша задача — добиться процветания именно этой сферы. В этом смысле мы рассматриваем высшее образование как главный приоритет» .

В 1966 году фонд помог запустить в Израиле Образовательное телевидение, в 1976-м создал по британской модели Открытый университет Израиля. Когда в начале 2000-х израильское правительство начало снижать затраты на образование и первыми пострадали гуманитарные науки, «Яд ха-Надив» создал фонд для поддержки инноваций и научного обмена между университетами.

Среди других ключевых проектов фонда — Институт переподготовки директоров школ, создание Центра по изучению влияния окружающей среды на здоровье человека, проекты, направленные на улучшение жизни инвалидов, в том числе израильских арабов.

В последние годы «Яд ха-Надив», соответствуя требованиям времени, стал чуть более публичным. В феврале 2010 года фонд запустил сайт, на котором впервые были названы имена его сотрудников. «У нас есть сайт и у нас есть Попечительский совет» , — радостно сказал в интервью лорд Ротшильд.

Раздел «Основные принципы» этого недавно появившегося сайта вполне отражает внутреннюю раздвоенность фонда между вековой привычкой к скромности и требованиями информационного общества. С одной стороны, фонд утверждает: «Мы ценим обмен информацией». С другой — «Мы не стремимся быть публичными».

Впрочем, подробности финансовой деятельности фонда по-прежнему остаются тайной, так же как и переговоры, в которых он участвует. На вопрос журналиста, не приведет ли повышение прозрачности деятельности фонда и, соответственно, возросшая публичность фигуры его президента к тому, что он начнет использовать эту публичность для влияния на политику Израиля, в частности, на решение арабо-израильской проблемы, лорд Ротшильд отвечает категорическим «нет».

«Когда я в Израиле, у меня не бывает ни минуты свободного времени, — говорит он. — Я полностью занят тем, что делает “Яд ха-Надив”. И я не хотел бы отвлекаться на что-то еще. Это не значит, что у меня нет своего взгляда на политику или чувств по поводу происходящего в Израиле, но я думаю, моим лучшим вкладом является то, что я делаю сейчас. Жизнь предлагает много возможностей, и необходимо дисциплинировать себя, чтобы не распыляться» .

) - представитель династии Ротшильдов , барон , глава лондонской ветви Ротшильдов в настоящее время. Пра-пра-правнук Натана Майера Ротшильда (en).

Биография

Один из старших представителей европейской банковской семьи Натаниэль Чарльз Джейкоб Ротшильд родился в 1936 году. Игнорировав семейную традицию обучаться в Хэрроу и Кембридже, Джейкоб пошел в Оксфорд. По его словам, в юности ему пришлось достаточно долго жить в стесненных материальных условиях.

Азы банковского дела он начал постигать в 1963 году. Быстро добился в этом деле больших успехов. Лондонская трастовая корпорация Rothschild Investment Trust Corporatiоn (одна из структур банкирcкого дома «Ротшильд и сыновья», находившаяся под его наблюдением с 1970 года) за пять лет увеличила свой резервный фонд с $66 млн до $230 млн.

В 80-е годы Джейкоб ушел из семейного банка, однако это не стало концом деловой карьеры. Используя свои собственные деньги и фонды, он осуществил удачные инвестиционные проекты на протяжении 1980-х.

В настоящее время лорд Джейкоб Ротшильд является президентом «Института по исследованию израильской политики». Ротшильд имеет ряд совместных проектов с акционерами «МЕНАТЕПа» и «ЮКОСа ». Кроме того, вместе с бывшим госсекретарем США Генри Киссинджером и бывшим послом США в СССР Артуром Хартманом сэр Ротшильд является членом совета учрежденного «ЮКОСом» благотворительного фонда «Открытая Россия ».

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Ротшильд, Натаниэль Чарльз Джейкоб" в других словарях:

Ротшильды - (Rothschilds) Ротшильды это известнейшая династия европейских банкиров, финансовых магнатов и филантропов Династия Ротшильдов, представители династии Ротшильдов, история династии, Майер Ротшильд и его сыновья, Ротшильды и теории заговора,… … Энциклопедия инвестора

Необходимо проверить качество перевода и привести статью в соответствие со стилистическими правилами Википедии. Вы можете помочь улучшить эту статью, исправив в ней ошибки … Википедия

Джейкоб, лорд Ротшильд, один из крупнейших благотворителей английских музеев, как по продолжительности своей деятельности, так и по масштабу пожертвований, рассказал The Art Newspaper о том, как он управляет семейной коллекцией в родовом поместье Уоддесдон, несмотря на то, что ныне оно принадлежит Национальному благотворительному фонду объектов культурного, исторического и природного наследия страны (National Trust)

Джейкоб Ротшильд с Жоаной Вашконселуш, автором двух башен-канделябров из бутылок Château Lafite-Rothschild (2015) для поместья Уоддесдон

В Британском музее при поддержке архитектурного бюро Стэнтона Уильямса и Фонда Ротшильдов сегодня вновь демонстрируется единственный в Великобритании кабинет редкостей, сокровища фамильного поместья Ротшильдов Уоддесдон в графстве Бакингемшир. Джейкобу, лорду Ротшильду (род. 1936), первому председателю фонда Heritage Lottery Fund, хорошо известна система управления британскими музеями; за его плечами председательство в попечительском совете Национальной галереи в Лондоне и работа над проектом по превращению в выставочное пространство для широкой публики лондонского особняка Сомерсет-Хаус. Немало времени он посвящает и родовому гнезду — Уоддесдону.

Вы можете назвать свое первое произведение искусства?

Моя бабушка, Мэри Хатчинсон, подарила мне небольшую картину художника Симона Бюсси с изображением колибри. Мне было тогда девять лет, и с тех пор вот уже 70 лет я собираю произведения Бюсси, теперь у меня их 76.

Что важнее — искусство или природа?

Ну, это все равно что спросить, хотите ли вы быть глухим или немым. Я считаю, что жизнь обеднела бы как без одного, так и без другого. Возможно, я бы все-таки предпочел произведения искусства — скрепя сердце.

Вы посвятили себя развитию наследия Ротшильдов. Почему?

Обязанности заботиться об Уоддесдоне и крупный фонд, который выделяет средства на деятельность в Израиле, мне достались по наследству. В Израиле, там, где моя семья жила на протяжении 100 лет, мы многое сделали в области образования, сохранения памятников культуры, арабо-израильского сотрудничества. Мы построили здания Верховного суда, Национальной библиотеки и поддерживаем финансово Музей Израиля. Коллекцией Уоддесдона заниматься сложно, потому что она очень большая, тем не менее мы ее пополняем. Кстати, самая слабая ее часть — французская живопись, а самая сильная — собрание мебели и фарфора, поэтому мы добавили в нее Шардена, две картины Панини, посвященные празднеству в честь рождения дофина (они прекрасно сочетаются с двумя большими полотнами Гварди), и несколько более современных приобретений, в том числе пару замечательных произведения Лажу.

Уоддесдон был передан в Национальный благотворительный фонд объектов культурного, исторического и природного наследия, тем не менее вы управляете им, и на очень высоком уровне.

Мы получили его обратно в аренду, в доме остается очень много произведений искусства, принадлежащих нашей семье. Но, наверное, самое главное — это то, что мы финансируем его содержание. Фонд оказывает нам различную поддержку, но мы самостоятельно управляем домом, и мне кажется, в фонде довольны тем, как мы это делаем.

Собираетесь ли вы вернуть дому атмосферу его золотого века, периода роскоши, которую старинные особняки сегодня утратили: богатые ковры, цветы и так далее?

Первый этаж остался почти без изменений, только теперь он лучше освещен, усовершенствовано то, что связано с хранением произведений, и там есть Интернет для образовательных целей. Второй этаж теперь выглядит совсем иначе, там мы показываем свои новые приобретения, например французский серебряный сервиз, изготовленный для курфюрста Ганновера, будущего короля Великобритании (Георга III. — TAN). Он надеялся перевезти этот сервиз в Англию, но Ганновер оккупировала Пруссия и сервиз спрятали. Позднее его откопали, и одна его часть была куплена моими французскими кузенами, а другая — моим другом магнатом Керри Пакером. Его семья пользовалась сервизом лишь один раз за 16 лет, когда их дочь выходила замуж. Потом Керри заболел и продал его мне.

Еще одно значительное приобретение досталось мне от покойного кузена Джимми де Ротшильда, которого не очень-то интересовали произведения искусства и который уехал из Франции в связи с делом Дрейфуса. Он хотел сохранить в памяти лица своих родных и друзей, которые остались во Франции, поэтому пошел на Бонд-стрит и спросил у первого попавшегося дилера, кто может написать их портреты. Ему ответили, что Леон Бакст, работавший тогда над балетом «Спящая красавица» для Дягилева, возможно, захочет написать портреты близких Джимми, изобразив их в образах героев этой сказки. Джимми завещал эти картины Музею Израиля, но я подумал, что там они не будут востребованы, и выкупил их. Мы постоянно выкупаем то, что когда-то принадлежало семье.

Почему?

В начале 1800-х годов семья Ротшильдов жила в гетто, но уже через 40 лет она так разбогатела, что могла себе позволить строить и покупать. В XIX веке наш клан построил 44 здания по всей Европе и, наверное, был самым «всеядным» коллекционером со времен императора Рудольфа II (император Священной Римской империи, 1576-1612. — TAN). И мне кажется очень важным, что одно из этих зданий до сих пор остается памятником моей семье и принимает публику, это единственное здание, куда приходят многочисленные посетители.

Барон Эдмон де Ротшильд, живший во Франции, был, вероятно, самым крупным коллекционером из всей семьи. Он начал составлять свое собрание, когда ему было восемь лет, и пополнял его почти каждый день до самой смерти. У него было трое детей, поэтому одна треть коллекции отошла его сыну Морису, жившему в Преньи неподалеку от Женевы, вторая — родственнице из Цюриха, которая завещала своих постимпрессионистов Музею Израиля, а еще одну треть перевезли сюда, в коллекцию барона Фердинанда Ротшильда, [при котором был построен особняк Уоддесдон].

Сейчас вы обратились к современному искусству — от дизайнерских цветочных клумб до специально заказанных произведений. Как продвигается работа в этом направлении?

Я думаю, важно делать что-то для времени, в котором живешь. От этого бывает и большая выгода. Последнее мое приобретение — работы Жоаны Вашконселуш, которая сделала две башни из бутылок из-под шампанского в Версале, более популярные у посетителей, чем выставка Кунса. Я предложил ей сделать для нас такие же башни из 1,2 тыс. винных бутылок Château Lafite-Rothschild (этой маркой мы частично владеем). Теперь они стоят рядом с домом на месте пары прежних скучных канделябров. Они будут там пять лет. В самом доме есть картины, написанные Люсьеном Фрейдом, которому я позировал в течение трех лет; моя жена приятельствовала с Майклом Эндрюсом, и у нас есть написанный им ее портрет. А однажды мне позвонил Дэвид Хокни и спросил: «С кем вы связаны родственными узами? Я пишу совместные портреты родственников». Я ответил: «С моей дочерью Ханной». Так что он написал нас вдвоем.

На территории поместья мы возвели два новых здания и надеемся построить третье. Первым был архив, Уиндмилл-Хилл, спроектированный Стивеном Маршаллом, самым молодым шотландским архитектором. Я считаю эту постройку очень удачной, там можно размещать произведения современного искусства; а рядом, в поле стоит замечательная работа Сары Лукас, изображающая лошадь, запряженную в телегу с дынями. Нетипично для нее, потому что это увеличенная копия маленькой статуэтки, стоявшей в буфете ее бабушки. Мы также сотрудничаем с художником-керамистом Эдмундом де Ваалем, которому нравится работать в Уоддесдоне: мы оба получили образование в Вене и в какой-то степени близки с ним по духу. Я дружу с Анишем Капуром — он создал для нас одну из своих многочисленных зеркальных скульптур. И есть люди, которыми мы просто восхищаемся, такие как Беатрис Караччоло, которая сделала для нас несколько потрясающих фотографий: она окунула их в кислотный раствор, и теперь они просто великолепны.

Еще одно новое здание — Флинт-Хаус, спроектированный молодым архитектором Шарлоттой Скин Кэтлинг, его образ навеян виллой Малапарте на Капри; Королевский институт британских архитекторов (RIBA) назвал его «зданием года» в Южной Англии. Ротшильды XIX столетия, кроме прочего, были известны своими образцовыми сельскими постройками, и мы хотим продолжать эту традицию современными строительными проектами для Уоддесдона.

Каким образом кабинет редкостей из Уоддесдона оказался в Британском музее?

Это единственное, что ушло из дома. На протяжении 125 лет здесь ничего не менялось, пока не появился я и все больше предметов не стали пополнять коллекцию по праву наследования, поскольку Ротшильды обычно роднились со своими кузенами. Сокровища были выставлены в курительной комнате — это было началом кабинета редкостей, которые стал собирать отец Фердинанда Ансельм. Фердинанд не ладил с отцом, поэтому не был уверен, что кабинет отойдет ему, хотя и пополнил эту коллекцию. Он входил в попечительский совет Британского музея, и его председатель, медиевист Огаст Уолластон Фрэнкс, убедил его завещать коллекцию музею на условиях, что она будет храниться как единое целое в одном месте — кстати, отсюда вопрос, стоит ли соглашаться на условия, которые типичны для США, но не для Великобритании. Тогдашнему директору музея не очень-то нравились эти условия, поэтому коллекция где-то некоторое время пылилась, и в конце концов ее разместили в очень неудачном месте на втором этаже. Помнится, госпожа Джеймс де Ротшильд звонила мне и говорила: «Мне кажется, они не исполняют завещания». Я поговорил с музеем, и они поместили коллекцию в место получше, но все-таки на втором этаже.

А недавно я попросил директора Нила Макгрегора предоставить нам более удобную галерею, и нам повезло: дали замечательный зал прямо около входа. Появилась прекрасная возможность показывать произведения искусства в современном освещении и с помощью современных приборов. Например, на витрине было сложно рассмотреть 100 резных фигурок из орехового дерева, но благодаря современной технике сегодня можно увидеть их во всех деталях. Теперь мы мечтаем перестроить, опять же с архитектурным бюро Стэнтона Уильямса, восточное крыло Уоддесдона, в котором сейчас сплошные кухни и коридоры, и превратить его в выставочное и исследовательское пространство, а коммерческие службы перевести в конюшни. Но переделка этого пространства завершится уже после моей смерти. Моя цель — оставить Уоддесдон в полном порядке, чтобы здесь можно было заниматься интересными вещами, и дать возможность существовать поместью и дальше.

А следующее поколение?

Мой сын Нэт работает самостоятельно и живет за границей; он любит искусство, но не интересуется этим домом. Мое дело продолжит дочь Ханна. Сейчас она руководит Национальной галереей, очень увлечена искусством. Запомните, женщины играют огромную роль; Элис, жена Джимми, прекрасно управлялась с Уоддесдоном и руководила его передачей в Национальный фонд. Крис Деркон, покидающий свой пост директора Тейт Модерн, как-то сказал, что мир искусства настолько пропитан экономическими интересами, что он боится за его будущее. Заметили ли вы подобную порчу нравов на протяжении своей жизни?

Не в тех институциях, с которыми я связан, но современную художественную круговерть я считаю тяжелой. Я не очень хорошо ее понимаю; у меня нет времени разъезжать по художественным ярмаркам и высматривать, что там есть. Я занят бизнесом; в конце концов, именно он дает мне возможность успешно управлять Уоддесдоном. И хотя меня немного беспокоит коммерциализация современного мира искусства, я все еще могу себе позволить покупать старых мастеров, за исключением великих имен, конечно.

Считаете ли вы, что власти не понимают значения наших художественных институций или же нынешнее сокращение их финансирования неизбежно и верно?

Если бы я был министром по вопросам искусства, я бы яростно отстаивал увеличение финансирования. Думаю, музеи заслужили это, им нужны деньги, чтобы заниматься своими коллекциями. Они могут или урезать расходы, что сильно деморализует, или энергичнее заниматься сбором средств, фандрайзингом. Американские музеи почти полностью зависят от частного финансирования, но они гораздо богаче, и люди, которые дают деньги, могут диктовать свои условия, поэтому следует быть всегда начеку. Некоторым небольшим музеям, возможно, стоит ввести входную плату, если их бюджеты будут урезать и далее, но я надеюсь, что этого не случится.

Не хотите ли вы сказать несколько слов о текущей политике Израиля?

Все мы знаем, что на Ближнем Востоке сложилась непростая ситуация, как внутри Израиля со всеми его либералами, переселенцами, ортодоксами, неверующими, так и за его пределами: Сирия, ИГИЛ, сектор Газа, Египет, Иран и ядерная проблема, распри между суннитами и шиитами. Люди должны понимать, с какими трудностями сталкивается Израиль.

Текст: Анна Сомерс Кокс

Ната́ниэль Чарльз Дже́йкоб Ро́тшильд, 4-й барон Ротшильд
Дата рождения:
Мать:	Барбара Джудит Хатчинсон
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ната́ниэль Чарльз Дже́йкоб Ро́тшильд, 4-й барон Ротшильд (англ. Nathaniel Charles Jacob Rothschild, 4th Baron Rothschild , род. 29 апреля 1936 года) - представитель династии Ротшильдов , барон , глава лондонской ветви Ротшильдов в настоящее время (c 1990 года). Пра-пра-правнук Натана Майера Ротшильда .

Родился в семье Виктора, 3-го барона Ротшильда , и его первой жены Барбары Джудит Хатчинсон. У Джейкоба есть две родные сестры - Сара и Миранда и две сводные - Виктория и Эмма , известный экономист.

В 1961 году женился на Серене Мэри Данн, в семье родилось четверо детей:

• Ханна Мэри (р. 1962), в браке Брукфилд
• Бет Матильда (р. 1964), в браке Томассини
• Эмили Магда (р. 1967), в браке Фримен-Этвуд
• Натаниэль Филип Виктор Джеймс (Нат) (р. 1971)

Напишите отзыв о статье "Ротшильд, Джейкоб"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ротшильд, Джейкоб

В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.